"И в ту же минуту он увидел под корнями старой ели крошечного старичка в черном кафтанчике, в красных чулочках, с большой остроконечной шляпой на голове. Старичок приветливо смотрел на Петера и поглаживал свою небольшую бородку — такую легкую, словно она была из паутины. Во рту у него была трубка из голубого стекла, и он то и дело попыхивал ею, выпуская густые клубы дыма..." (с)
Так получилось, что лишь позавчера, пленившись
В детстве у меня была книга, вот такая. Она жива до сих пор. Совсем недавно, буквально на днях, я держала её в руках, когда разбирала коробки с книгами в кладовке. Обложка обтрепалась и оторвалась (но тоже лежит где-то дома, несмотря на два переезда), а книга цела.
Я никогда не выделяла эту сказку из других прочитанных в детстве книг - но до сих пор живо помню каждую иллюстрацию. Не могу судить о мастерстве художника - но каждая из этих картинок, оказывается, намертво впечаталась в мою детскую память, так же намертво сплавившись с чарующе-музыкальными переливами текста:
"Всякий, кому случалось побывать в Шварцвальде (по-русски это слово значит "Чернолесье"), скажет вам, что никогда в другом месте не увидишь таких высоких и могучих елей, нигде больше не встретишь таких рослых и сильных людей. Кажется, будто самый воздух, пропитанный солнцем и смолой, сделал обитателей Шварцвальда непохожими на их соседей, жителей окрестных равнин..."
Этот текст и эти иллюстрации слились для меня в единое и неделимое целое.
Тем удивительнее было сделанное вчера открытие: оказывается, врезавшийся мне в память текст - это совсем не тот свободный перевод Юрия Коринца, который сопровождался иллюстрациями Ю. Молоканова в моей детской книжке!
Откуда же взялся и кем был сделан перевод, который произвёл на меня когда-то такое впечатление, что вытеснил и заместил собой текст в запомнившейся книге?
Это был точно не найденный мной в интернете перевод Николая Полевого, возможно, наиболее близкий к первоисточнику (по крайней мере, в одном существенном вопросе, о котором я расскажу несколько позже, отдельным постом), но показавшийся мне невероятно грубым и косноязычным на фоне тонкой музыкальной вязи из моего детского воспоминания.
И тогда я вспомнила ещё одну книгу, по-особенному запомнившуюся мне из детства - сборник "По дорогам сказки", который я, по странному совпадению, тоже держала в руках буквально на прошлой неделе, перебирая книги и фотографии в маминой квартире.
И действительно - в содержании сборника значилось "Холодное сердце" в переводе Тамары Граббе и Александры Лобарской. Я забила эти данные в поисковик, и - вуаля! Да, это был именно тот самый, очаровавший меня когда-то текст.
В нём многовато отсебятины (об этом я тоже ещё напишу отдельно), но всё равно - это самый прекрасный и музыкальный перевод сказки Гауфа из всех известных мне на сегодняшний день.
"Сердце у него в груди билось, радуясь тому, что оно опять может биться.
Но чем дальше он шел, тем печальнее становилось у него на душе. Он вспомнил все, что с ним случилось за эти годы, — вспомнил старуху мать, которая приходила к нему за жалким подаянием, вспомнил бедняков, которых травил собаками, вспомнил Лизбет... И горькие слезы покатились у него из глаз.
Когда он подошел к старой ели, Стеклянный Человечек сидел на мшистой кочке под ветвями и курил свою трубочку. Он посмотрел на Петера ясными, прозрачными, как стекло, глазами и сказал:
— О чем ты плачешь, угольщик Мунк? Разве ты не рад, что в груди у тебя опять бьется живое сердце?.." (с)
