Я бы не пошла, но не выдержала почти двухнедельного выноса мозга - ребенку ну очень хотелось взглянуть на родственничков.
Примерно в славкином возрасте я была с мамой, кажется, в Питере (или, если быть точной - в Ленинграде); помню, с какой неохотой она повела меня в тамошний зверинец. Теперь я сама мама, и тоже очень не люблю смотреть на зверей в клетках. Но гораздо больше, чем жителей зоопарков, мне жалко экспонаты таких вот выставок - тесные клетки в наскоро приспособленных для размещения животных залах музеев и выставочных центров, ежедневные толпы зевак, бесконечные переезды с места на место - мрак, как они вообще выживают в таких условиях?
Приматов было десятка два разновидностей - от сахарных летающих поссумов, размером с упитанную мышь, но с длинным пушистым хвостом и полосатых, как бурундуки, до краснопопого гамадрила Ростика, ростом с двухлетнюю лялю.
Крупные - лемур вари, гамадрил, зелёная мартышка, мартышка Бразза и печальный яванский макак по имени Сара - поодиночке, более мелкие (кошачьи лемуры, пара-тройка видов игрунок и медленные лори) - парами, плюс семейка тамаринов (папа, мама и малыш) и несчётное количество сахарных поссумов. Несчётное - потому что большинство из них дрыхло или занималось гигиеническими процедурами в двух фанерных коробках, и определить их число было проблематично. Довольно крупные мангобаи (золотистые и черные хохлатые) тоже были парами, на их клетках висело предупреждение, написанное крупными буквами: "Обезьяны опасны!"
Из попугаев были главным образом разные подвиды какаду и ара, две разновидности тукана и ещё один-два каких-то менее эффектных, названия которых я не запомнила. У большинства птиц вид был довольно помятый, как, впрочем, и у некоторых обезьян. Пожалуй, по-настоящему цветущей внешностью отличались только тукан токо (красава, дух захватывает), разноцветная мартышка Бразза и парочка медленных лори - впрочем, про последних вообще сложно было сказать что-либо определенное, поскольку всё время, пока мы были на выставке, они пофигистично продрыхли, выставив на обозрение посетителей только холёные пушистые попы.
Крупных приматов Славка робел, поэтому всё время тянул меня к мелким поссумам и кошачьим лемурам с длинными полосатыми хвостами, нарезавшим круги по клетке во всех возможных плоскостях.
А меня-то, наоборот, всё тянуло в угол с большими обезьянами. Печальная макака Сара всё время закрывала глаза лапками, каким-то замысловатым жестом. Я сначала боялась, что у неё больные глаза, но мне объяснили, что этому жесту её научил дрессировщик, у которого она жила раньше. Так и осталось непонятно - развлекает она себя таким способом, или пытается общаться с персоналом и посетителями выставки на привычном ей, но совершенно непонятном для них языке?
Но больше всего меня заинтриговал гамадрил Ростик. Мне казалось - чем больше животное, тем теснее и тоскливее ему должно быть в клетке. Однако Ростик - в нём, единственном из всех приматов на выставке, было что-то очень человеческое - был спокоен и деловит, как ребёнок-сангвиник, и посматривал вокруг с доброжелательным любопытством. Как ему удаётся поддерживать бодрое расположение духа и интерес к окружающему миру, проводя всё свое время в тесной клетке и при минимальном количестве внешних раздражителей - так и осталось для меня загадкой...